Охранники проверяли пропуска. Хорза увидел, что они двигаются по балкону от одного зрителя к другому. Он не прятал лица, но стрелял глазами из стороны в сторону, следя за передвижениями охранников. Один из них шел в его сторону. Вот он наклонился к пожилой с виду женщине, лежавшей на надувном матраце, который обдувал ее обнаженные тонкие ноги ароматизированным воздухом. Женщина следила за игрой, широко улыбаясь, и не сразу обратила внимание на охранника. Хорза чуть ускорил шаг, чтобы, когда охранник выпрямится, оказаться за его спиной.
Пожилая дама показала свой пропуск и тут же перевела глаза на игроков. Охранник выставил руку, преграждая путь Хорзе:
– Позвольте увидеть ваш пропуск, господин? Хорза остановился и посмотрел в лицо охранника – молодой, дюжей женщины. Он перевел взгляд на кресло, с которого только что встал.
– Прошу прощения, я, кажется, оставил его там. Я вернусь через секунду. Тогда и покажу, ладно? Я очень тороплюсь. – Он переступил с ноги на ногу и чуть согнулся в поясе. – Я так увлекся последней партией. Слишком много выпил перед началом игры. Всегда одно и то же, ничему в этой жизни не учишься. Договорились?
Он выставил вперед руки, напустив на лицо глуповатое выражение, потом сделал вид, будто собирается похлопать охранницу по плечам, и снова переступил с ноги на ногу. Охранница посмотрела на то место, где Хорза якобы оставил свой пропуск.
– Хорошо, господин, я его проверю позже. А вам не советую оставлять его без присмотра. Больше не делайте этого.
– Хорошо! Хорошо! Спасибо!
Хорза рассмеялся и быстрой рысцой припустил по проходу в направлении туалета на тот случай, если охранница наблюдает за ним. Он вымыл лицо и руки, прислушался к пьяноватым женским вокализам, доносившимся из какого-то смежного помещения, потом вышел в другую дверь и перешел на соседний балкон, где купил еще немного еды и питья. Он снова подкупил охранника и на сей раз попал на новый балкон, еще более дорогой, чем первый, потому что по соседству были наложницы Уилгра. Сзади и по бокам их балкона были воздвигнуты мягкие стены из отливающего черным материала, чтобы отвадить любопытствующие взоры, но дурманящие телесные запахи достигали того места, где оказался Хорза. Еще перед зачатием гены этих женщин настраивались на ошеломляющую для большинства гуманоидных видов красоту, к тому же наложницы гарема выделяли сильнейшие феромоны-афродизиаки. Хорза даже понять не успел, что происходит, как у него случилась эрекция, и он снова начал потеть. Большинство мужчин и женщин вокруг него явно испытывали сексуальное возбуждение, и те, кто не переключился на игру с помощью какого-нибудь особо сильного концентратора внимания, флиртовали или же совокуплялись. Хорза снова включил свои иммунные железы и, делая вид, что никого не замечает, подошел к перилам своего балкона, где пять диванов были уже свободны: двое мужчин и три женщины, разбросав там и сям свою одежду, катались по свободному пространству у ограждения. Хорза сел на один из освободившихся диванов. Из клубка катающихся тел высунулась женская голова с капельками пота на лбу; прежде чем снова исчезнуть, она успела произнести:
– Сидите-сидите, я не против. А если есть желание, можете…
Тут глаза ее закатились, и она застонала.
Хорза потряс головой, ругнулся и вышел с балкона. Его попытка получить назад деньги у охранника была встречена сочувствующим смешком.
Закончилось все тем, что Хорза устроился на табуретке в баре, который был к тому же своего рода букмекерской. Он заказал наркочашу и сделал небольшую ставку на то, что Крейклин выиграет следующий кон; тем временем его организм постепенно освобождался от дурманящего воздействия феромонов. Частота пульса снизилась, дыхание стало ровным, капли пота перестали катиться со лба. Хорза прихлебывал из чаши и вдыхал пары, наблюдая за Крейклином, который проиграл одну, а затем и другую партию, хотя из первой он вышел достаточно рано, чтобы сохранить Жизнь. И все же теперь у него оставалась всего одна Жизнь. Игрок в Ущерб мог поставить на кон и свою собственную жизнь, если других у него не оставалось, но такое случалось редко. А в тех играх, где лучшие игроки встречались с подающими надежды (как, например, сейчас), ишлорсинами были склонны запрещать это.
Капитан «Турбулентности чистого воздуха» не рисковал. Он выходил из игры прежде, чем мог потерять Жизнь, явно дожидаясь такой карты, которую вряд ли мог побить кто-нибудь из игроков, и в этом случае, вероятно, готов был поставить все, что у него есть, рискуя быть выбитым из игры. Хорза поел. Хорза выпил. Хорза подышал наркопарами. Иногда он бросал взгляд на тот, первый, балкон, где сидела женщина с усталым лицом, но из-за освещения ничего толком не мог увидеть. Время от времени он поднимал глаза на животных, дерущихся на трапециях. Они уже успели устать и были покрыты ранами. Отточенная хореография движений пропала, и теперь они мрачно цеплялись за свои трапеции одной конечностью, а другой при каждом сближении с противником пытались нанести удар когтями. Капельки белой крови падали редкими снежинками и оседали на невидимом силовом поле в двадцати метрах под ними.
Жизни постепенно умирали. Игра продолжалась. Время – в зависимости от того, кем вы были, – тащилось или летело. По мере того как приближалось уничтожение, цены на питье, наркотики и еду возрастали. За все еще прозрачным куполом старой арены то и дело вспыхивали огни убывающих шаттлов. В баре завязалась драка между двумя посетителями. Хорза встал и пошел прочь, пока охранники не пришли разнимать драчунов.