Мы зайдем в случайно выбранном направлении, и к тому времени, когда нас обнаружат, будем уже вне пределов досягаемости, какие бы корабли у них ни были. Даже весь Главный флот не сможет нас задержать. То же самое случится и на выходе.
– Ну да, – сказала Йелсон, откидываясь к спинке своего кресла, – ты хочешь сказать, что это будет легкая прогулка.
– Может, и хочу, – рассмеялся Хорза.
– Эй, – сказал вдруг Вабслин, глядя на экран терминала, который он только что вытащил из кармана. – Уже почти время!
Он встал и исчез в дверях, ведущих в пилотскую кабину. Через несколько минут изображение на экране столовой изменилось, поплыло и замерло, и наконец появился Вавач. Громадное орбиталище висело в воздухе, темное и сверкающее одновременно, полное ночи и дня, голубизны, белизны и черноты. Взгляды всех были прикованы к экрану.
Вабслин вернулся и снова сел на свое место. Хорза почувствовал приступ усталости. Его тело жаждало отдыха, долгого отдыха. Мозг все еще трещал от напряжения и количества адреналина, которое потребовалось, чтобы провести «ТЧВ» по «Целям изобретения». Но пока что Хорза не мог позволить себе отдохнуть. Он не мог решить, как лучше поступить в сложившейся ситуации. Сказать им, кто он такой, сказать им правду – что он мутатор, что он убил Крейклина? Насколько они преданы вожаку, которого все еще считают живым? Больше всех, наверно, Йелсон, но она точно будет рада тому, что он, Хорза, жив… И в то же время именно она сказала, что члены отряда, возможно, вовсе не солидарны с идиранами… Она никогда не демонстрировала особых симпатий к Культуре, но, может, теперь ее взгляды переменились.
Он мог бы даже мутировать в обратную сторону. Им предстоял довольно долгий перелет: за это время он вполне успеет трансформироваться в Хорзу и, может быть, с помощью Вабслина перепрограммировать идентификатор компьютера. Но следует ли говорить им… следует ли посвящать их в его историю? А Бальведа – что делать с ней? У него прежде были кое-какие соображения на ее счет – ее можно было использовать как заложницу, поторговаться с Культурой, – но теперь они, похоже, выкарабкались, и следующая остановка будет на Мире Шкара, где Бальведа в лучшем случае станет обузой. Следовало бы убить ее теперь, но он знал, что, во-первых, остальные воспримут это плохо, особенно Йелсон. А во-вторых, он знал (хотя и не желал себе признаваться), что лично для него убийство этого агента Культуры стало бы тяжелым испытанием. Они были врагами, оба нередко ходили на волосок от смерти и даже и пальцем не шевельнули бы, чтобы помочь друг другу, но убийство – это совсем другое дело.
А может, он только хотел делать вид, что это совсем другое дело; может, он сделает это и глазом не моргнув, и все эти дурацкие разговоры о товариществе между людьми, делающими одну работу, пусть и по разные стороны баррикад, не стоят выеденного яйца. Он открыл было рот, чтобы попросить Йелсон еще раз оглушить агента Культуры, но тут Вабслин сказал:
– Началось.
И орбиталище Вавач стало распадаться у них на глазах.
Изображение на экране столовой представляло собой компенсированную версию для гиперпространства. Поэтому, уже находясь вне системы Вавач, они наблюдали за происходящим практически в реальном времени. Точно в назначенный час невидимый, неназванный и в полной мере подготовленный к войне всесистемный корабль, находившийся где-то вблизи планетной системы Вавача, начал бомбардировку. Это наверняка был всесистемник класса «океан», тот самый, что несколько дней назад рассылал сообщение, которое они видели на экране в столовой, направляясь на Вавач. А значит, этот корабль был гораздо меньше гиганта «Цели изобретений», который с военной точки зрения давно устарел. Корабль класса «океан» вполне мог разместиться на общем причале «Целей», но если на большем корабле (который сейчас находился уже в часе пути от орбиталища) было полно людей, то корабли класса «океан» были начинены другими кораблями и различным оружием.
На орбиталище обрушилась гиперсеточная интрузия. Хорза замер перед экраном, который вдруг ослепительно вспыхнул. Вся его поверхность превратилась в одно светлое пятно, но наконец датчики справились с внезапно возросшей яркостью. Хорза почему-то думал, что Культура рассечет орбиталище гиперсеточным огнем, а потом рассеет остатки, взорвав их с помощью антивещества. Но Культура поступила иначе. По всей ширине дневной стороны орбиталища прошла одна-единственная линия ослепительного белого света – тонкий огненный клинок, орудие беззвучного уничтожения. Вокруг нее сразу же образовались чуть более темные, но все же очень белые облака. Эта световая линия была частью координатной гиперсетки, нитью чистой энергии, являвшейся подложкой для всей вселенной, энергии, отделявшей эту вселенную от более молодой, чуть меньшей вселенной внизу, состоявшей из антивещества. Культура, как и идиране, с некоторых пор могла отчасти использовать эту чудовищную энергию, нить которой, выхваченная из ниоткуда и наброшенная на трехмерную вселенную, появилась здесь, на орбиталище, и внутри его. Она раскаляла воду в Кругоморе, расплавляла двухтысячекилометровую прозрачную стену, превращала в ничто весь материал основания толщиной в тридцать пять тысяч километров.
Вавач, этот обруч в четырнадцать миллионов километров по окружности, начал разматываться, превращаясь в разрезанную цепь.
Ничто больше не держало Вавач. Его собственное вращение, источник его ночного/дневного цикла и искусственной гравитации, теперь стало той самой силой, которая разрывала орбиталище на части. Вавач устремлялся в пространство со скоростью около ста тридцати километров в секунду, раскручиваясь, как отпущенная пружина.