Вспомни о Флебе - Страница 99

Снова появилась багровая линия огня, потом еще, еще и еще раз, методично прокладывая себе путь вокруг орбиталища с того места, куда пришелся первый удар, аккуратно рассекая все орбиталище на квадраты со стороной в тридцать пять тысяч километров. Каждый из них представлял собой сэндвич из триллионов и триллионов тонн сверхплотного материала основания, воды, земли и воздуха.

Вавач раскалялся добела. Сначала огонь, пробежав по координатной гиперсетке, испарил воду, превратившуюся в тучи, потом воздух поднялся над каждым из громадных плоских квадратов, как тяжелый дым от кухонного стола, и водяные пары обратились в лед. Сам океан, не удерживаемый более центростремительной силой, начал смещаться, бесконечно медленно переливаясь через кромку каждой из плит, превращаясь в лед и уносясь в космическое пространство.

Точно направленная сверкающая линия продвигалась все дальше, шла назад, крутясь в обратную сторону, аккуратно рассекала все еще округлые и вращающиеся секции орбиталища неожиданными убийственными вспышками света – света, рожденного за пределами обычной материи.

Хорза вспомнил, как назвал это Джандралигели, когда Ленипобра восторженно говорил о предстоящем разрушении.

«Оружие конца света» – так сказал мондлидицианин. Хорза смотрел на экран, понимая теперь, что тот имел в виду.

Уничтожалось все. Все до последнего. Останки «Олмедреки», столовый айсберг, с которым столкнулся мегакорабль, обломки шаттла с «ТЧВ», тела Миппа и Ленипобры, то, что осталось от тел Фви-Сонга и господина Первого, живые тела остальных Едоков, если только их не спасли… игровая арена Ущерба, причалы, мертвое тело Крейклина, суда на воздушной подушке… животные и рыбы, птицы, микробы – всё-всё; всё либо сгорало, либо превращалось в лед, внезапно обретало невесомость, вихрем уносилось в космическое пространство, улетало, умирало.

Неутомимая огненная нить завершила прохождение по кругу орбиталища и вернулась почти к тому месту, с которого начала. Теперь орбиталище представляло собой розетку из белых плоских квадратов, медленно расползавшихся в разные стороны, к звездам. Четыре сотни отдельных плит быстро замерзающей воды, ила, земли и материала основания разлетались прочь над плоскостью планет системы или под ней, словно некие квадратные миры.

Потом наступил миг упокоения – Вавач умер в одиночестве своего воссиявшего великолепия. Потом в его темном центре возникла еще одна сияющая звезда, раскалившаяся добела, – это колоссальная энергия, сокрушившая орбиталище, ударила по ЦУПРу.

Вавач сверкнул напоследок, как пораженная мишень.

Хорза уже решил было, что Культура удовлетворится этим, но тут экран осветился снова. Все плоские квадраты и ЦУПР взорванного орбиталища вспыхнули ледяным, искрящимся сиянием, словно в каждом из обломков прорезались миллионы крохотных белых звездочек.

Свет погас, и четыре сотни плоских миров с ЦУПРом провалились в небытие, а вместо них возникла сеть кубических форм, удаляющихся друг от друга и от остальной части распадающегося орбиталища.

Эти куски тоже вспыхнули, медленно загорелись миллиардами световых точек, а когда они погасли, остались только малые осколки, разглядеть которые было уже невозможно.

Теперь Вавач представлял собой вспухший и закрученный в спираль диск, состоявший из сверкающих, мерцающих обломков: они медленно разлетались к далеким звездам, напоминая кольцо яркой пыли. Сияющий, вспыхивающий центр кольца делал все вместе похожим на какой-то громадный, лишенный век, немигающий глаз.

Экран мигнул в последний раз, но теперь разглядеть отдельные световые точки стало нельзя. Весь расколотый кольцеобразный мир – теперь нечеткий, разбегающийся в стороны – засветился внутренним жаром, исторгнув из себя торообразное облако, гало белого света с гаснущим зрачком посредине. А потом представление закончилось, и только солнце подсвечивало медленно расцветающий нимб – уничтоженный мир.

Возможно, на других частотах можно было увидеть еще много чего, но экран в столовой был настроен на оптический диапазон. Только Разумы, только звездные корабли могли увидеть полностью всю картину разрушения, только они могли в полной мере оценить происходящее. Из всего диапазона электромагнитного спектра невооруженный человеческий глаз мог видеть чуть больше одного процента: одну октаву излучения из всей громадной клавиатуры тонов. Датчики звездных кораблей воспринимали все происходящее в пределах гораздо большего спектра и при намного более медленной кажущейся скорости. Общая картина разрушения орбиталища, несмотря на всю ее грандиозность с человеческой точки зрения, для животного глаза была фактически потеряна. Представление для машин, подумал Хорза, и ничего другого. Интермедия для машин, черт бы их подрал.

– Чицел… – сказала Доролоу.

Вабслин громко выдохнул и тряхнул головой. Йелсон повернулась и посмотрела на Хорзу. Авигер не мог оторваться от экрана.

– Удивительно, чего можно добиться, если приложить мозги, правда… Хорза?

Сначала он сдуру подумал, что это сказала Йелсон. Но это, конечно же, была Бальведа.

Она медленно подняла голову. Ее глубоко посаженные черные глаза были открыты, но взгляд оставался мутноватым, а тело все еще было привязано ремнями безопасности. Однако голос прозвучал чисто и ровно.

Хорза увидел, что Йелсон потянулась к парализатору на столе. Она дотянулась до пистолета и пододвинула его к себе, но так и не взяла, подозрительно поглядывая на агента Культуры. Авигер, Доролоу и Вабслин тоже смотрели на Бальведу.